Перкосрака Пофисталовна сегодня поднялась ни свет, ни заря, повязала платочек беленький в красный горошек, взяла кузовок поболе да пошла из дому ещё затемно. Сегодня у неё намечались гости: намедни навий с соседнего болота, ещё в войну затонувший Дитрих Хайнце грозился быть с дальним родичем из неведомой Перкосраке Пофисталовне Индии. Вся в предвкушении послушать рассказы о крае далёком и сказочном, Перкосрака Пофисталовна весь давешний день прибиралась в своём омуте, разогнала всех "проходимцев" на пять километров в радиусе, отрядила Анчутку Беспятого к куму Онуфрию Пафнутьевичу за свежими ершами да подлещиками. Однако для гостей дорогих собиралась Перкосрака Пофисталовна приготовить самое изысканное блюдо - жабьи пузички со строчками тушёные да лапки жабьи же зажаристые с мочёными груздями. Под домашнюю водочку оно дюже знатно пойдёт.
"Не забыл бы Анчутка, чёрт беспятый, куму-то поклониться, чтоб был непременно", - сокрушалась дорогой Перкосрака Пофисталовна, смахивая с узкого рыльца первую вешнюю паутину, изузоренную серебристыми каплями росы. - "Какой же вечер без кума-то? Инда пить горазд, почтенный Онуфрий Пафнутьевич, ну да Бог с ним, зато водяной хороший, завсегда в присушливое лето водицы отведёт, ни в рыбке, ни в раках не откажет. И плотину бобры его завсегда поправляют добротно, по совести".
Кикимора остановилась у старого знака, невесть зачем навешенного над ямами, почитала. Заглянула в ямы - сидели звери, глядели жадно да голодно.
- Ишь, болезные... - будучи женщиной жалостливой к убогим и сирым, старая кикимора кинула в каждую яму по жабе. Она-то ещё наберёт. "Надыть потом наведаться, с Дитрихом-то... Он мущщина дюжий, поди вытягнет, звериков-то... А так они помрут, покель дождуться, когда кто перепрокинется...."