Безумие - маска, за которой разум прячется от посредственности.
Гул моторов настиг город, заполнил каждую площадь, каждую улицу, каждый дом, накрыл приливной волной…
«Внимание! Внимание!»
Голос размеренный, словно механический, прорывается сквозь гул, нависший над городом…
«Воздушная тревога!»
Небо затянуто тучами, чёрными от дыма. Обгоревшие остовы деревьев тянут к нему такие же чёрные ветви-руки в немой мольбе. В воздухе пахнет гарью и обреченностью. Последние жители суетливо бегут к убежищу, механически, будто заводные куклы, и в глазах их сосредоточенность и пустота…
Гул растекается невидимым паводком, и в нём тонет пронзительный отчаянный вой сирены и безликий голос репродуктора…
«Внимание! Внимание!»
Жители проходят мимо него, исчезая в проёме дверей, их всё меньше. Здесь даже у детей взрослые уставшие лица и эта пустота, от которой становится тошно. За что? Их-то за что? Почему на них должна падать с отравленного копотью неба смерть?
- Оберштурмфюрер! Пора закрываться! Скоро начнут бомбить.
- Сейчас…
Он бросает слово через плечо, не оборачиваясь, всё внимание поглощено улицей. Вдруг ещё кто-то не успел? И эти секунды отнимут чужую жизнь? Пока ещё гул нарастает, прокатывается волнами, отражаясь от обугленных стен и мостовой, пока его ещё не расколол визг сброшенных снарядов, надо дать кому-то шанс выжить, возможно – последний. Дали же шанс ему… Он обязан ждать.
«Внимание! Внимание!» - монотонно вещает опустевшему городу воронка на столбе.
Ладно, пора идти… Гул моторов стал уже оглушительным, самолёты в пелене туч зашли на вираж и снизились. Можно даже разглядеть их силуэты в вязкой тёмной дымке…
Одинокая тень метнулась из проулка, крадучись, перебежками пробиралась к убежищу. Он пытался разглядеть человека, но всё, что смог определить – это военный. Запылённая, местами порванная форма потеряла цвет, грязь и кровь стёрли знаки отличия.
- Оберштурмфюрер!
- Сейчас…
Кто?
Друг? Враг?
Было в нём что-то неестественное, в самих движениях, в той целенаправленности, с которой он приближался. Нет, скорее противоестественное… Неправильное и дикое, совершенно чуждое и…
- Стой!!
Он крикнул, и казалось – лёгкие разорвутся от усилия. Но вместо крика – сдавленный шепот. И – паника, мерзкой липкой массой поднимающаяся откуда-то изнутри, оплетающая сознание ледяными влажными щупальцами… Рассудок отказывался верить очевидному, но глупо не верить глазам.
Глаза видели…
Видели запёкшуюся кровь, видели зияющую на лице рану… С такими ранами не живут… Тварь перехватила его взгляд, замерла на мгновение и вновь двинулась вперед, но гораздо быстрее, короткими скачками, бесшумно и жутко. «Пристрели её! Пристрели её!» - взвыл безумный голос в голове, рука сама нашаривала рукоять пистолета, но тоткак назло зацепился за ремни кобуры. Тварь тоже это заметила… Ощерила зубы, и в мёртвых глазах вспыхнуло злорадное хищное торжество. Ей оставалось лишь прыгнуть вперед, и этим прыжком покрыть последние метры до жертвы.
Он не слышал выстрела. Звук растворился в гуле, время застыло и потекло медленно. Он видел, как пуля летит навстречу мертвецу, как впивается в плоть, как череп твари раскалывается подобно спелому плоду граната, рассыпая вокруг ошмётки мозга и костей…
И следом, беззвучно и так ослепительно, взвивается столб пламени, заливая всё вокруг сиянием алого…
- Курт! Ужинать!
Вздрогнуть, открыть глаза… Увидеть огромное солнце в ладонях темнеющих на горизонте гор… Алую в лучах заката пампу, ровную словно столешница…
Понять, что это – всего лишь сон… Отдышаться… Помянуть недобрым словом назойливое насекомое, местное вино, свой артрит… Дотянуться до палки и встать…
- Сейчас, Магда… Сейчас…
«Внимание! Внимание!»
Голос размеренный, словно механический, прорывается сквозь гул, нависший над городом…
«Воздушная тревога!»
Небо затянуто тучами, чёрными от дыма. Обгоревшие остовы деревьев тянут к нему такие же чёрные ветви-руки в немой мольбе. В воздухе пахнет гарью и обреченностью. Последние жители суетливо бегут к убежищу, механически, будто заводные куклы, и в глазах их сосредоточенность и пустота…
Гул растекается невидимым паводком, и в нём тонет пронзительный отчаянный вой сирены и безликий голос репродуктора…
«Внимание! Внимание!»
Жители проходят мимо него, исчезая в проёме дверей, их всё меньше. Здесь даже у детей взрослые уставшие лица и эта пустота, от которой становится тошно. За что? Их-то за что? Почему на них должна падать с отравленного копотью неба смерть?
- Оберштурмфюрер! Пора закрываться! Скоро начнут бомбить.
- Сейчас…
Он бросает слово через плечо, не оборачиваясь, всё внимание поглощено улицей. Вдруг ещё кто-то не успел? И эти секунды отнимут чужую жизнь? Пока ещё гул нарастает, прокатывается волнами, отражаясь от обугленных стен и мостовой, пока его ещё не расколол визг сброшенных снарядов, надо дать кому-то шанс выжить, возможно – последний. Дали же шанс ему… Он обязан ждать.
«Внимание! Внимание!» - монотонно вещает опустевшему городу воронка на столбе.
Ладно, пора идти… Гул моторов стал уже оглушительным, самолёты в пелене туч зашли на вираж и снизились. Можно даже разглядеть их силуэты в вязкой тёмной дымке…
Одинокая тень метнулась из проулка, крадучись, перебежками пробиралась к убежищу. Он пытался разглядеть человека, но всё, что смог определить – это военный. Запылённая, местами порванная форма потеряла цвет, грязь и кровь стёрли знаки отличия.
- Оберштурмфюрер!
- Сейчас…
Кто?
Друг? Враг?
Было в нём что-то неестественное, в самих движениях, в той целенаправленности, с которой он приближался. Нет, скорее противоестественное… Неправильное и дикое, совершенно чуждое и…
- Стой!!
Он крикнул, и казалось – лёгкие разорвутся от усилия. Но вместо крика – сдавленный шепот. И – паника, мерзкой липкой массой поднимающаяся откуда-то изнутри, оплетающая сознание ледяными влажными щупальцами… Рассудок отказывался верить очевидному, но глупо не верить глазам.
Глаза видели…
Видели запёкшуюся кровь, видели зияющую на лице рану… С такими ранами не живут… Тварь перехватила его взгляд, замерла на мгновение и вновь двинулась вперед, но гораздо быстрее, короткими скачками, бесшумно и жутко. «Пристрели её! Пристрели её!» - взвыл безумный голос в голове, рука сама нашаривала рукоять пистолета, но тоткак назло зацепился за ремни кобуры. Тварь тоже это заметила… Ощерила зубы, и в мёртвых глазах вспыхнуло злорадное хищное торжество. Ей оставалось лишь прыгнуть вперед, и этим прыжком покрыть последние метры до жертвы.
Он не слышал выстрела. Звук растворился в гуле, время застыло и потекло медленно. Он видел, как пуля летит навстречу мертвецу, как впивается в плоть, как череп твари раскалывается подобно спелому плоду граната, рассыпая вокруг ошмётки мозга и костей…
И следом, беззвучно и так ослепительно, взвивается столб пламени, заливая всё вокруг сиянием алого…
- Курт! Ужинать!
Вздрогнуть, открыть глаза… Увидеть огромное солнце в ладонях темнеющих на горизонте гор… Алую в лучах заката пампу, ровную словно столешница…
Понять, что это – всего лишь сон… Отдышаться… Помянуть недобрым словом назойливое насекомое, местное вино, свой артрит… Дотянуться до палки и встать…
- Сейчас, Магда… Сейчас…